Что такое фашизм — Архив WASM.RU

Вызывает Михаил Сергеич Горбачев, в бытность свою Первым Папой на Деревне, к себе однажды академиков-профессоров разных, и говорит:

- Господа академики, - говорит, - профессора, и другие младшие научные сотрудники! Я тут давеча затеял в нашей великой державе процессы демократизации и гласности. Предвижу на моем тернистом пути большие проблемы. Постараюсь, само собой, сделать все эти дела с человеческим лицом, но не все у меня получится. Обещаю в отпуск не ездить, пока, знаете ли, не построю перестройку в отдельно взятой стране и вслед за тем не зажгу всемирный пожар ускорения.

Академики захлопали в ладоши и преподнесли Михаилу Сергеичу памятный подарок - бутылку водки завода "Кристалл" с винтом, который тогда еще, в эпоху расцвета застоя, был в дефиците. Непьющий Михаил Сергеич поморщился, видно, чего другого ожидал, и сделал какую-то пометку в своей особой папке. Потом, однако, взял себя в руки и продолжил.

- Только, - говорит, - есть у меня одна забота, которая в корне может подкосить все мои коренные преобразования процветающего нашего советского общества. Боюсь я, что народ, устав от моих направленных на повышение его благосостояния реформ, отшатнется от крыла реформаторов и станет искать сильной руки, которой у меня нет, и которую мы никому не позволим. Вот тут - то и поднимут голову нездоровые тенденции, о которых я уже говорил выше, и о которых еще скажу ниже. В частности, товарищи академики, прошу я вас сформулировать для меня понятие фашизма, поскольку сам я в этом ни черта не понимаю, но чувствую, ох, понадобится оно мне в будущем.

Академики задачу поняли и отбыли из Кремля, еще раз заскочив в тамошний буфет и затоварившись про запас кристалловской, потому что больно подозрительным показались им манипуляции Михаила Сергеевича с особой папкой.

И стали ломать они головы, прихлебывая время от времени кристалловскую. Задачка-то непростая оказалась. С одной стороны, фашизм в нашей стране как в сорок пятом победили, так с тех пор больше о нем слуху и не было. Сажать - сажали, стрелять - стреляли, войны развязывать - развязывали. Идеологией гуманной все это оформляли и подписывали. А вот фашизма не было. А как его сформулируешь, если его нет? Не в ФРГ же ехать опыт перенимать! Тем более что все академики, как самые умные, были невыездными.

С другой стороны, раз Главный Папа просит - надо уважить. Значит, знает, о чем говорит. Пронзевает орлиным своим взором пространство и время, и, под руководством КПСС, видит, гений, грядущие проблемы. Значит, надо пахать.

Вот пашут они, пашут. Уж запасы кристалловской иссякают, а конца пахоте не видно, и до угла добежать некогда, пополнить. Не формулируется фашизм, хоть ты тресни.

А за окнами университетов ихних меж тем жизнь течет. Михаил Сергеич, болезный, не сдержал своего обещания, уехал в отпуск. Да и как тут не уехать - реформы вот-вот на самый пик взберутся, уже повышение качества жизни намечаться стало, народ плеваться перестал. Слюна кончилась. И тут бац -вылазит мужик какой-то, из наших, из строителей, на танк, и давай по бумажке читать, что его на телевидение не пускают, и что хочет он с Михаилом Сергеевичем за здоровье переговорить. Там, в бумажке, вроде еще было написано про то, что запасы кристалловской кончаются. Но мужик хитрый оказался, он этот абзац читать не стал, думал, наверное, что первым на угол успеет, пока народ ничего не знает.

А академики все пашут.

И тут звонок в дверь. Ну, они, понятное дело, последнюю бутылку, початую уже, под стол, бумажки кое-как по столу исписанные разбросали, и открывают. А там стоят.

Академики, конечно, перепугались. Подумали, Михаил Сергеич призывает ответ держать. Небось, решили, народ от реформ устал, и расцветает в его здоровой сути недобитая фашистская нечисть. А без формулировки как же ее добьешь! Прознает Верхний Папа, что ничего они не сформулировали - полишает к черту всех званий академиков и назначит членами-коррами. В кремлевском буфете фиг тогда кристалловской отоваришься - не та номенклатура.

Привозят их в Кремль. А там лепота! Кабинет зеленым шелком обит, что твой стадион Динамо, если на нем в футбол не играть. Мебель белая. И сидит за этой мебелью простой мужик нашенский, строитель, судя по румянцу на носу.

- А где же Михаил Сергеич? - спрашивают академики, чтобы увести разговор от опасной темы про формулировку фашизма.

- Какой, понимаешь, Михаил Сергеич? Немирович-Данченко, что ли? - говорит нашенский мужик. А сам при этом лезет под белый стол и достает кристалловскую, да не просто с винтом, а еще и с такой специальной пластмассовой затычкой, чтобы, пока наливаешь, желудочный сок успел выработаться.

Как увидели эту затычку академики - поняли, дело швах. Значит, реформы так далеко зашли, что и представить себе Михаил Сергеич на заре не мог. Народ, значит, совсем устал, и фашизму теперь на каждом углу должно быть пруд пруди, и пора отпрашиваться у нашенского мужика в туалет, благо он рядом с буфетом, потому что потом уже не пустят.

Ан нет! Мужик - Борис Николаичем, его, оказалось, зовут - вроде, в хорошем расположении духа. Наливает себе кристалловской, и говорит:

- Господа академики и, понимаешь, профессора! Я тут решил решить разом и навсегда все наши социально-политические проблемы. По этому поводу отбываю на днях в Ирландию проездом через Соединенные, понимаешь, Штаты Америки. Так вот, пока буду ездить - решите-ка для меня одну ма-а-а-аленькую загвоздочку, понимаешь. Танька говорила, что ей один знакомый говорил, что вы у нас самые большие специалисты по фашизму. Ну-у, я не думаю, что вы больше специалисты, чем Чубайс или там этот, как его, Лившиц. Но раз уж вы все равно тоже бездельничаете, сформулируйте-ка вы мне, что же есть на самом деле оно такое - фашизм. Как сформулируете - приходите. А то боюсь, доведется однажды свидеться, а я и не пойму, что это он.

Хряпнул Борис Николаич кристалловской, да и проводил академиков с миром.

Едут они по Москве, а там - чудеса! Кристалловская на каждом углу и даже просто на тротуарах, между углами. Народ веселый ходит, как на демонстрации. Не работает никто. В одном месте пришлось опять танки объезжать. Только там уж никакие мужики сверху на танки не забирались, потому как их, танки, перед этим свежей зелененькой краской выкрасили. Да и заберись на танк, когда он из своей пушенции так ювелирно шарашит!

Видят академики это безобразие, и понимают, что никогда им не сформулировать, что же оно такое - фашизм. Нет у них никаких жизненных опор для такого гениального прозрения. Фашизм - он что? Порядок! А у наших академиков весь жизненный опыт тянет в лучшем случае на бардак.

Остановились у ближайшего тротуара, скинулись на кристалловскую, да и раздавили с горя по двести пятьдесят на каждое академическое рыло. Академик, который попьянее получился, сел за руль, и поехали они домой к одному из них, у кого еще бутылка в морозильнике завалялась.

Тормозит их, само собой, гаишник. Он запах учуял, когда они еще из-за угла поворачивали, чтобы трамвай обогнать. Разговорились. И заходит у них разговор, естественным образом, за науку. Жалуются академики гаишнику, что вот-де уже второй Большой Папа ставит им задачу, а они ни с места, ни в карьер.

- Эх вы, - говорит гаишник, одной рукой сворачивая голову академической кристалловской, а другой отвинчивая номер с академической же "Чайки", - академики, мать вашу. Что ж вы еще при Михал Сергеиче ко мне не обратились! У нас в ГИБДД проблема классификации неидентифицируемых сущностей решена давным-давно. Вот протрезвеете, - тут гаишник приложился к горлу кристалловской, и академикам пришлось нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, пока гаишник не отполовинил посуду, - приносите к нам пересдавать экзамены, там все и покажем.

- Нет, нет, - закричали академики в один голос. - Мы, как истинные ученые, не выдержим в неведении ни минуты, зная, что истина где-то здесь!

- А нальете? - на стал долго запираться гаишник, польщенный вниманием столь высокопоставленных особ.

- А права отдашь? - проявили народную сметку академики.

- Права отдам. А за номером милости прошу к нам в гости.

- Ну не томи, раскрой истину, о великий!

- Ну так вот, - совсем растаял гаишник, скрутил голову второй академической кристалловской и привинтил-таки номер к двери академической же "Чайки". - Берете вы организацию, которую вам приказали проидентифицировать насчет ее фашистской сущности. Кладете перед собой листок бумаги. Только листок тот должен быть разработан в нашем Главном Институте по Борьбе с Дорожной Безопасностью и утвержден Государственной, блин, Думой. А в листочке табличка. Из трех граф, - показал гаишник академикам для ясности два пальца, потом подумал, и добавил еще один.- В первой графе перечислены признаки фашизма, которые наши борцы с дорожной безопасностью удумают. Во второй баллы, которые за эти признаки они же посчитают нужным назначить. А в третьей вы будете ставить галочки. Галочки ставить умеете?

- Умеем, умеем! - радостно загалдели академики.

- Ну и ставьте себе. Призывает организация к наведению порядка - плюс им за это десять, например, баллов. Хоть это ЖЭК какой-нибудь, все равно десять баллов. Имеет флаг красного цвета - плюс пятнадцать. Пусть это и пионерский отряд тимуровцев, помогающий ЖЭКу. Имеет на флаге белый круг - плюс еще пятнадцать. Даже если это японский пионерский отряд, помогающий ЖЭКу. Не говоря уже о центральносимметричных символах разветвленной от центра симметрии формы, находящихся в значительном цветовом контрасте по отношению к полю, на котором они размещаются. За них можно и полсотни баллов накинуть. Набирает организация в ряды пацанву - двадцать баллов. Одевает ее в портупеи - тридцать. Машет руками, в едином порыве приветствуя вождя, - двадцатник. И так далее. Потом берешь калькулятор. Калькулятор-то есть?

Академики все, как один, выхватили из-за пояса логарифмические линейки. Гаишник брезгливо поморщился и допил вторую академическую.

- И считаете сумму. Конечно, если вы - не академики паршивые, а наш справедливый народный суд. Или, на худой конец, сотрудник ГИБДД. Перевалила, допустим, сумма через пятьсот баллов - как Дума, блин, определит, - значит, фашисты вы и гады недобитые. Имеете четыреста девяносто девять баллов - спасибо вам, ребята, за патриотическое воспитание подрастающего поколения и другие благородные ваши дела. Уели суть, головастые?

Пораженные глубиной бездны народной мудрости, академики столпились вокруг лежащего на асфальте гаишника.

- Ну чего, братва, вам еще? - раздраженно приоткрыл он левый глаз. - Валите отсюда в свой институт. Мне работать надо.

Молча погрузились. Поехали. Недалече гремела пушечная канонада и сыпался сухой горох автоматных очередей. Дело происходило на набережной. Самый пораженный глубиной народной мудрости академик, сидевший за рулем, даже не подумал повернуть его, когда на пути "Чайки" случайно оказался чугунный парапет. Долго еще чугунные обломки кувыркались в сизом воздухе над маслянистой поверхностью Москвы-реки, пока сверкающий лаком автомобиль плавно и неспешно приближался к этой поверхности, навсегда унося в своем чреве неизбывную народную мудрость, познанную учеными мужами.

Гаишник, привлеченный звуками, заглушившими привычный грохот боя, приподнял голову и сопроводил взглядом исчезающую за обрезом набережной "Чайку". Мрачно сплюнул и перевернулся на другой бок. © Svet(R)off